Ох, как горько и безысходно звучали эти слова из уст диктора Всесоюзного радио Юрия Левитана, читавшего стране очередную тяжёлую сводку Совинформбюро. 80 лет назад, на первый полный год войны, мы вновь всё больше оставляли, теряли, бросали… Бросали своих мирных граждан, обречённых стараться выжить в фашистской оккупации, бросали своих воинов, что до последнего сражались за рубеж, пытались прорваться из окружения, бороться… Вязьма и Ржев, Харьков и Донбасс, огромные котлы окружения, прорваться из которых удавалось единицам, Крымский фронт, Керченская катастрофа, Азов, Ростов-на-Дону, Воронеж, Краснодар, Новороссийск, Новочеркасск, Новошахтинск, Батайск, Богучар, Ирмино, Каменск-Шахтинск, Кантемировск, Новый Оскол, Краснодон, Красный Луч, Красный Лиман, Лисичанск, Миллерово, Севастополь… Июль 1942-го.

Твердыня Черноморья

К тому времени наша газета, «Красный Крым», что с 30 октября 1941-го перебралась из Симферополя в Севастополь, уже покинула город-герой, оказавшись в Керчи, освобождённой в зимнем десанте. В майское падение Крымского фронта успели несколько коллег, точно знаем, что редактор Евгений Степанов и его зам Абрам Райчук, эвакуироваться на Кавказ. Но писать о родном полуострове не прекратили, а в Севастополе до последнего оставался спецкор Михаил Муцит, коллеги из других изданий, что часто писали и в нашу газету - Сергей Галышев, Лев Иш, Пётр Сажин (он единственный выживет тогда)… Город сражался. И 27 июня 1942-го «Красный Крым» писал: «Весь мир восхищается героическими делами защитников Севастополя, которые уже много дней отбиваются от яростных и беспрерывных атак десятка немецких дивизий, пятисот самолётов и многих сотен вражеских танков. <> И всё это время вместе с Красной Армией гитлеровских мерзавцев громят трудящиеся и домохозяйки Севастополя. <> Партизаны и партизанки, жители городов и сёл Крыма, временно захваченных фашистами, помогайте всеми силами отважным севастопольцам. Вместе с героями Севастополя сделайте всё, чтобы над твердыней Черноморья всегда реяло победное Красное знамя»…

Но, наверное, многие уже понимали, что так пока не получится, да и период «временно захваченные» будет, увы, не кратким. Принималось трагическое и очень трудное решение, о котором спустя почти неделю сообщил диктор по радио, а на следующий день написала и наша газета. Спецвыпуск 4 июля 1942-го. «По приказу Верховного Командования Красной Армии 3 июля советские войска оставили город Севастополь. В течение 250 дней героический советский город с беспримерным мужеством и стойкостью отбивал бесчисленные атаки немецких войск. Последние 25 дней противник ожесточённо и беспрерывно штурмовал город с суши и с воздуха. Отрезанные от сухопутных связей с тылом, испытывая трудности с подвозом боеприпасов и продовольствия, не имея в своём распоряжении аэродромов, а, стало быть, и достаточного прикрытия с воздуха, советские пехотинцы, моряки, командиры и полит-
работники совершали чудеса воинской доблести и геройства в деле обороны Севастополя. За восемь месяцев обороны Севастополя враг потерял до 300 тысяч своих солдат убитыми и ранеными. В боях за Севастополь немецкие войска понесли огромные потери, приобрели же - руины. Немецкая авиация, в течение многих дней производившая массовые налёты на город, почти разрушила его».

О том, сколько при этом погибло и осталось без дома жителей города - ни слова, да и о наших потерях - вскользь. «Советские войска потеряли с 7 июня (начало третьего фашистского штурма города. - Ред.) по 3 июля 11385 человек убитыми, 21099 - ранеными, 8300 пропавшими без вести». И надежда для всех, чьи родные сражались здесь: «Бойцы, командиры и раненые из Севастополя эвакуированы»…

Забытые на рубеже

В реальности, увы, было иначе - как чуть раньше на Керченском полуострове, когда пал Крымский фронт. Тогда тоже сообщали, что все эвакуированы: на самом деле около 140 тысяч только вывезено в середине мая 1942-го, а там, без шансов на эвакуацию, оставалось около 200 тысяч человек. Керченский пролив, куда в отчаянии бросались оставленные, был красным от крови - фашисты бомбили и расстреливали постоянно. Таким красным стало и побережье Севастополя, Камышовая бухта, мыс Фиолент, территория 35-й береговой батареи, Херсонесский аэродром…. А чуть раньше были Инкерманские штольни, подорванные своими, чтобы врагу не достались. И до сих пор спорят историки, какие именно подорвали: с людьми, ранеными, госпиталем, с севастопольцами, или просто безлюдные склады… Слишком горькими были слова «наши войска оставили Севастополь». Нет, это почти все наши войска оставили в Севастополе, без шансов на эвакуацию… Увы, в тот первый полный военный год такое случалось неоднократно. Для эвакуации защитников Севастополя смогли подойти (фашисты контролировали небо и море) лишь несколько подлодок, сторожевых катеров и самолётов. Первыми их пассажирами стало основное командование Севастопольского оборонительного района, Черноморского флота и Приморской армии. Накануне комфлота Филипп Октябрьский телеграфировал в Москву: «Прошу разрешить мне в ночь с 30 июня на 1 июля вывезти самолётами 200-500 человек ответственных работников, командиров на Кавказ. А также, если удастся, самому покинуть Севастополь». Подлодки и катера отводились для эвакуации раненых, но уже в наши дни историки подсчитали, что таковых было эвакуировано менее тысячи за три дня, а «ответственных» - более двух тысяч. Спустя двадцать лет чудом выживший в фашистских концлагерях Дмитрий Пискунов, полковник, за оборону города награждённый орденом Красного Знамени, начальник артиллерии 95-й стрелковой дивизии, один из старших командиров, не бросивших своих бойцов и город, встретил улетевших «ответственных» на военно-исторической конференции в Севастополе. И передал «настроение» всех оставшихся: «Нас сдали в плен. Мы бы ещё воевали и дрались». И с горечью вспоминал, как фашисты, конвоировавшие их, израненных, захваченных в плен, с насмешкой говорили: «Вам бы два дня продержаться, приказ у нас был штурмовать два дня, а потом осада, как в Ленинграде»…

Они держались, брошенные на последнем рубеже, защищая город, собравшихся в надежде на эвакуацию на аэродроме женщин с детьми, раненых в перешедших сюда госпиталях. Держались, помня, что годом ранее, 4 июля 1941-го, в Севастополе началось строительство трёх сухопутных рубежей обороны - передового, главного и тылового. Помня, что ещё в ноябре смогли сорвать планы гитлеровцев по мгновенному захвату Севастополя. Помня, как беззаветно сражались все те следующие восемь месяцев, как погибали товарищи, не отступая ни на шаг. Помня завет, что 88 лет назад, в первую героическую оборону Севастополя, в Крымскую войну, произнёс на Малаховом кургане смертельно раненый Владимир Корнилов»: Я счастлив, что умираю за Отечество. Отстаивайте же Севастополь!».

И отстаивали, и в ту, Крымскую, войну, и в эту, Великую Отечественную. Пехотинцы и моряки, артиллеристы и зенитчики, авиаторы и военные медики… Оставленные в Севастополе до последнего защищали свой последний рубеж обороны. Изнывая от ран, жажды, жары, стараясь экономить патроны и гранаты, так чтобы совсем последние для себя. Вот, расстреляв боекомплект, бросились врукопашную на врага два молоденьких красноармейца. Вот раненый сержант в бреду всё рвётся в бой, и, перевязывая его остатками бинта, старается не плакать девчонка-санинструктор. Вот лейтенант-пехотинец, тоже раненый, но ещё в силах держать связку гранат, ринулся навстречу фашистским танкам. А вот по их смотровым щелям метко стреляет майор из аэродромной команды, он тоже ранен, но сам себе приказывает не сдаваться… Они все сами себе отдавали такие приказы, понимая, что иначе никак.
И рядовые бойцы, и не бросившие их и город старшие командиры - имена некоторых (мы постараемся вспомнить о них в следующих номерах газеты) теперь носят севастопольские улицы. Они не сдавались, погибали, но держали город, сантиметры его земли - некоторые группы смогли противостоять врагу ещё две недели после фразы «наши войска оставили Севастополь». Не забываем, крымчане!