О стремлении хватать, о том, что заполняет пустоту и будущем, которое может не понравиться, «-Крым» поговорили с экологом Альфредом Дулицким.

Мы ещё не подошли к последнему рубежу, ибо верим, что на наш век хватит чистого воздуха, воды, зелени, свободного места. Самые наивные считают, что на персональных сотках или гектаров только для себя смогут оборудовать миниатюрный рай — потому неважно, что творится за его «воротами». О стремлении хватать, о том, что заполняет пустоту и будущем, которое может не понравиться, «-Крым» поговорили с экологом Альфредом Дулицким.

Море слева, море справа

Наталья Дрёмова, «-Крым»: На полуострове сейчас идёт «стройка века» — сооружение Крымского моста. А правда ли, что вы уже переезжали с берега на берег по мосту через Керченский пролив?

Альфред Дулицкий: Когда началась война, мне было три года, жили мы тогда в Алуште. Отец — а он работал в банке, эвакуировался вместе с семьёй. Как уезжали, практически не помню, разве как свалился с досок, по которым забирались в вагон, и какой-то офицер спрыгнул вниз, вытащил меня и отдал маме. А вот в 1944-м, когда только освободили Крым, отца вернули туда — вроде бы он был прикомандирован к одной из воинских частей. А за ним поехали и мы с мамой. Я потом читал, что автомобильный мост через пролив начали сооружать немцы, но не закончили. Наши инженерные войска в немыслимо короткие сроки соорудили железнодорожный мост. Насколько знаю, просуществовал он недолго, был разрушен зимой льдом.

— Что-то запомнилось из того переезда через пролив?

— Море слева, море справа… Здоровенный был состав с людьми. Ехали в так называемом полувагоне — в таких возят песок, сыпучие грузы. И посередине стоял крупнокалиберный пулемёт, а люди лежали вокруг. У мамы была резиновая подушечка — вот и весь комфорт. Когда поезд уже был на мосту, случился авианалёт, немецкий самолёт даже бомбы сбросил, но промазал. А пулемётчик, совсем молоденький, стал стрелять — и попал, я видел, как падал этот самолёт в Азовское море.

— Если вашу фамилию набрать на поисковых сайтах в Интернете, то на различных страницах, где упоминаетесь вы, либо ваши работы, будет присутствовать слово «эколог». Как вы считаете, правильно ли оно сегодня воспринимается обществом?

— Есть науки: медицина, физика, химия, география, и так далее. У всех них есть, если можно так сказать, рамки — области применения. Общественность воспринимает экологию по… результатам правительственных решений. В позапрошлом году президент сказал: основная задача такая-то — и мусор. С мусором, конечно, катастрофа всемирная, но народ реагирует так: экология — это де-факто гигиена, борьба против выбросов в атмосферу и мусора. Это, конечно, актуально — вон в Красноярске, городе-миллионнике, люди в масках ходят, настолько загрязнён воздух заводами. На самом деле, экология — наука о нашем общем доме, природе.

— То есть, люди сильно упрощают понятие экологии?

— Когда говорят: «плохая экология», это смешно и нелепо. Она не может быть плохой или хорошей, это — процесс. И в результате него возникло именно такое состояние окружающей среды, и процесс никогда не остановится. Если вымрет человечество, экология всё равно останется! Это, по большому счёту, философия природы, уравновешивание. Произошло засоление почвы — исчезнут оттуда привычные растения, зато «придут» те, что привычны к высокому содержанию соли — так называемые галофиты. Распахан участок степи, пропали животные, которыми питаются хищные птицы — они возьмут, да и переселятся в город. В Симферополе, например, можно таких пернатых хищников встретить, они охотятся на голубей. Основная кормовая база, особенно зимой — как раз в населённых пунктах.

— Кто-нибудь когда-нибудь место займёт…

— Совершенно верно, а вот будет ли людям комфортно в такой среде, это уже другой вопрос. Вот что сейчас происходит, скажем, на озере Сасык-Сиваш? Оно перегорожено дамбой, отделяющей «пресную» часть от солёной. Ближе к северной части озера работают мощные землечерпалки, вынимают песок. Но то место, где он был, обязательно заполнится! Чем? Грунтом той самой дамбы. А если она сползёт в озеро, последствия будут очень неприятные. Писали об этом, напоминали нашим чиновникам — результат нулевой.

Сады, мыши и военные

— Прошлый год был посвящён экологии, удачно ли он прошёл?

— Я думаю, что фактически ничего не было сделано. Много громких слов, показательные акции, отчёты о тех работах, которые должны и без всякого года экологии проводиться. А важные вопросы с места вроде как и не тронулись. Я видел не так давно телесюжет о том, что в одном из университетов — кажется, на Северном Кавказе, разработали плёнку для упаковки. Делают из отходов агропроизводства, из органики, она разлагается за 3-4 месяца. Так вот, заканчивался сюжет тем, что учёные не могут найти средства на внедрение. А почему они должны искать? Люди решают важнейшую проблему — избавление от полиэтиленовых отходов, почему государству не взять под своё крыло этот проект?

— Почему приезжие искренно верят, что на полуострове всё чисто и целебно — от воздуха до любой лужи?

— Понимаете, это — бренд. Причём отлично раскрученный в советское время. Но «содержанию» он давно не соответствует. Мне кажется, в Крыму больше думают не о сохранении природы, а как бы где чего построить. Такое впечатление, что как только где-нибудь падает дерево, там тут же вырастает многоэтажка.

— Насколько бережнее в прошлом относились к тому, что имели?

— Южные — да и северные склоны Крымских гор лет двести назад активно использовались под лесные сады — чаиры. Причём они были поливными. Я десять лет прожил на лесном кордоне «Садовый», под Алуштой, всё вокруг обошёл пешком и пощупал пальцами. Там, где водопад Головкинского, прорыт арык — узенькая неглубокая канавка. Она обходила все повороты аж до самого лесного сада, тот поливается непрерывно. Из этих садов когда-то возили лучшие сорта груш в Москву и Питер. Могли сочетать хозяйственную выгоду и бережное отношение к природе.

Досье

Альфред Израилевич Дулицкий родился 22 февраля 1938 года в Керчи. Советский и российский зоолог и природовед, териолог (специалист по млекопитающим). Учился в Одесском национальном университете, Харьковском госуниверситете. Вернувшись в Крым, трудился в Крымском государственном заповедно-охотничьем хозяйстве, на Крымской противочумной станции, преподавал в Крымском агротехническом университете.
Вот ещё пример. Я заканчивал восьмой класс в Новосёловском, это на западе Крыма, в степи. Там до сих пор сохранились колодцы, построенные немецкими колонистами в XIX веке. Они обложены ракушечником — тот по сей день не развалился, не размок: делали на века! Лошадь ходила по кругу, вращала барабан, насаженный на ось — и так поднимали воду. Она не текла непрерывно, наливали столько, сколько нужно было — домой отнести, напоить скот, вернувшийся с пастбища.

На Керченском полуострове я видел сооружения из камней, предназначенные для добычи воды конденсацией. Например, у мыса Опук есть древняя штольня, мы там изучали летучих мышей. Так там даже есть постоянно действующий источник, пополняющийся за счёт конденсации влаги. Там даже военные устроили один из пунктов наблюдения и связи — зона была закрытой.

— А вас там не поймали?

— Я и замечательный наш орнитолог Юлий Костин как раз нарвались на военных. Мы документы показали, рассказали, что нас интересуют летучие мыши, а не военные секреты, они и ушли. И на следующий год мы снова туда собрались, надо было брать пропуск в Феодосии. А капитан, который его выписывал, сразу нам: «Так это вы в прошлом году режим нарушили? А мы ребят, которые вас отпустили, «на губу» посадили!» Через несколько лет в тех краях мы от пастухов услышали, что они нас помнят: когда в закрытой зоне что-то происходит, все об этом знают.

Самые жадные

— Как, по-вашему, человек — самое жадное существо на планете?

Справка

Альфред Дулицкий эксперт по биоразнообразию. Автор более 200 научных и научно-популярных статей и около 10 монографических изданий и справочников
— Любой биологический вид старается увеличить свою численность и стать господином над своим местом обитания. Любой: мышь, крыса, собака, человек. Мы всегда забываем, что человек — это биологический вид, представитель животного мира. И когда доходит до возможности хватать, то и он становится животным, причём, не осознавая этого и считая себя умным, достойным, эдаким красавцем. Да, каждый берёт столько, сколько может. Но всё, что берут животные, продуктивно возвращается в природу.

— Как это?

— Белка собирает на зиму орехи, семена. Тащит не только себе в дупло, но и устраивает разные «захоронки»: в расщелинах, в пнях, под корнями. Я как-то видел, как белка пристраивала орех в трещину каменной стенки. Так вот, то, что она не съест, не пропадёт: прорастёт, будет найдено другим зверем или птицей, перегниёт, образовав благоприятную среду для того, чтобы что-то проросло. Понимаете, часть запасов способствует продвижению растений, увеличению кормовой базы. А человек свои запасы способен сохранять надолго, причём несравненно в большем количестве. И они «выпадают» из природного круговорота. Они — «мёртвый груз», который, возможно, просто пропадёт.

— Как вы считаете, битва за природные ресурсы — это фантастика или реальное будущее?

— Самый главный ресурс уже известен: пресная вода. И за него уже сражаются. Из-за воды стали напряжённее отношения между северной Италией и Швейцарией. Причём в последней уже приняли меры по охране пресной воды — а в Италии разрешили бурить скважины. Все бурят, из-за чего иссушается водоносный слой. Вполне можно и с Крымом аналогию провести, у нас тут фактически тоже вольница для тех, кто бурит и тех, кто заказывает скважины. А американские Великие озёра, расположенные одновременно на территории Канады и США? Ведь США уже претендуют на единоличное право распоряжаться ими! В Африке, где Голубой Нил, дающий Нилу до 90% воды, впадает в эту реку, египтяне строят плотину с огромным водохранилищем. При этом соседняя Эритрея будет сильно ущемлена, фактически останется без воды… И так по всему миру.

— Где ещё человечество ждут большие неприятности?

— Население Земли растёт, постепенно забираются новые территории под сельскохозяйственную деятельность, коммуникации, жильё. Уменьшение площади свободно живущих земель уже, как я слышал, признано мировой проблемой. И уже через двадцать лет может возникнуть острый недостаток в продуктивных землях, людям будет нечего есть. Ну, может, к тому времени научатся делать искусственные продукты, мясо ведь уже производят, а китайцы — и суррогатные яйца, рис. Мне кажется, это печальное будущее.

— Что, по-вашему, самое страшное на свете?

— Непрофессионалы, которые получают ответственные посты. Они всегда «не виноваты, поскольку не знали». Ну, так обязаны были знать! И набрать команду специалистов, которая будет знать, которая подскажет, поправит, не даст совершить оплошность. Наверху должен быть лидер, хороший администратор, если он сам не понимает, он знает, у кого спросить.