Илья Сельвинский во время войны. Выдающегося советского русского писателя, родившегося 125 лет назад в Крыму, первый нарком просвещения РСФСР Анатолий Луначарский назвал «виртуозом стиха». Турецкий писатель Назым Хикмет считал коллегу по творчеству «золотоискателем в поэзии». А народный артист СССР режиссёр Евгений Симонов заявил: «Стихотворные драмы написаны пророками и богами, к которым принадлежит и Сельвинский». Поэтом-оркестром назвал Илью Сельвинского поэт, художник, философ, певец Крымской Киммерии Максимилиан Волошин. Отмечая заслуги поэта, председатель комиссии по литературному наследию Ильи Сельвинского Лев Озеров подчеркнул: «Он дал историю в развороте от средневековья до современности. Он дал все виды и жанры литературы: от двустишия - до романа в стихах, от сонета до эпопеи. Поэтический материк Сельвинского густо заселён народами, и в этом многоголосье слышится неповторимый язык каждого человека». Жизнь и творчество Ильи Львовича связаны с двумя крымскими городами: Симферополем, где он родился 24 октября 1899 года, и Евпаторией, куда семья переехала в авгус­те 1911-го. В городе у моря окончил мужскую гимназию, которая теперь носит его имя. В газету «Евпаторийские новости» в 1915 году принёс свою «пробу пера», и стихи были опубликованы. Недоучившись на медицинском и на юридическом факультетах Тавричес­кого университета, двадцатидвухлетний юноша уехал из Симферополя летом 1921 года в Москву, вслед за одной из шести старших сес­тёр, Генриеттой. Продолжил учёбу на юридическом факультете МГУ, а затем окончил ещё и факультет общественных наук. Жизнь его смолоду проходила в длительных путешест­виях. Чем бы ни занимался, главным было литературное творчество, выражал себя и в стихах, и в прозе, и в драматургии. Его охотно публиковали, но почти все произведения тех лет, среди которых экспериментальные стихи «Рекорды», эпопея «Улялаевщина», рифмованная повесть «Записки поэта», роман в стихах «Пушторг», трагедия «Командарм-2», драматичес­кая поэма «Умка - Белый Медведь», трагедия «Рыцарь Иоанн», подвергались жёсткой критике - уж больно это всё отличалось от общепринятого в литературе тех лет. Он отвечал хлёсткими строками: «Как часто бездушные критикококки/Душат стих, как чума котят,/И под завесой густой дымагогии/В глобус Землю втиснуть хотят!». Война круто изменила мечтателя о чуде любви, о чуде вечной юности, о чуде человеческого братства. Поэт превратился в неукротимого Воина, защитившего и воспевшего беззаветно любимую Родину. Назвавший себя «Вечным ратником рыцарского Ордена Стиха», стал ратником страны своей, пройдя военными дорогами без страха и упрёка, без сомнений, что главное предназначение человека, чья Родина Россия, защищать её до последней капли крови. Он ушёл на фронт в 1941-м, и все годы - в самой гуще боёв. Батальонный комиссар, подполковник, бил фашистов на Крымском, Кавказском и Прибалтийских фронтах. Дважды контужен, тяжело ранен. Награждён за отвагу и мужество орденами Отечественной войны 1-й степени, Красной Звезды, тремя орденами Красного Знамени, медалями. Мысли и чувства предавал бумаге. Как всегда, образно, метафорично. Как девушка, что ранена в бою, Но не сдаёт позицию свою, Военною овеянная славой, Прильнувшая к заветному курку, Стреляет золотая Балаклава.… Поэта-фронтовика печатают в главной военной газете «Красная звезда». Он пишет о зверствах фашистов и их пособников. Чего стоит только одно его «Я это видел», переданное в редакцию из Керчи 27 февраля 1942 года: Нет! Об этом нельзя словами - Тут надо рычать! Рыдать! Семь тысяч расстрелянных в волчьей яме, Заржавленной, как руда…. Семь тысяч трупов! Евреи.… Славяне.… Да! Об этом - нельзя словами! Огнём! Только огнём! Это о расстрелянных в посёлке Багерово детях, женщинах, стариках. За стихотворение, ставшее гимном Крымского фронта, «Боевая Крымская» заместитель наркома обороны наградил Сельвинского золотыми часами. «….Гей родная, близкая, как своя семья, Боевая Крымская Армия моя! Вот уже за кровлями Виден Карадаг. Ну-ка, братцы кровные, Двинемся в рядах. Разобьём уродину, Свалим, разгромим, Возвратим на родину Друга - мила - Крым. Друга мила Крым отстояли в те годы защитники Отечества, а потом вернули на Родину их потомки, и защищают теперь от неонацистской нечисти. Защитят, и не отдадут никакой «уродине». Его призывы поднимали людей из окопов, и они шли на танки, бросались грудью на амбразуры. Вставай, Кубань, казачья слава! Вставай, родимая, быстрей. На правый бой, на бой кровавый Скликай своих богатырей! ….О, вы, штандарты дедовских побед, России величавая отрада! Развеяв Гитлеровский Бред, Меж вас пылает знамя Сталинграда…. Его взмывающее к солнцу колдовское слово ведёт за собой через время и пространство. Оно очаровывает и завораживает. Листаешь стихами поющие листы, и всё яснее становится его пророческое признание: «Время моё - в грядущем!». Вот оно, соединившее прошлое с его грядущим и нашим грянувшим. Взлетел расщепленный вагон! Пожары.… Беженцы босые…. И снова по уши в огонь Вплываем мы с тобой, Россия.… ….Какие ж трусы и врали О нашей гибели судачат? Убить Россию - это значит Отнять надежду у Земли. В удушье денежного века, Где низость смотрит свысока, Мы окрыляем человека, Открыв грядущие века. И до этих строк взгляд доведёт: Мы не страну в тебе боготворим, Россия, Ты больше, чем страна: ты - мир! В тебе судьба всего земного шара, Твоя дорога словно Млечный Путь.… Признаваясь в прологе к драматической трилогии: «Есть в России то, что родины дороже,/Что делает её святынею для всех», он вопрошает: «Но как ухитрился в сермяжке дырявой/Душу сберечь этот странный народ?/ Совести как сохранил постоянство…». И признаётся: «Сказать сего­дня не берусь,/Но знаю: в парках будущего встанет/Среди цветов эмблема счастья: Русь.…». Преданный всем своим многочисленным профессиям, мирным и военным, он везде и всегда шёл по поэтической стезе, веря: Что б ни случилось - помни одно: Стих - тончайший громоотвод! Любишь стихи - не сорвёшься на дно: Поэзия сыщет, поймёт, позовёт. На могильной плите на Новодевичьем кладбище сошедшего с земного круга 22 марта 1968 года поэта выбита его просьба: «Народ! Возьми хоть строчку на память!». Все его строчки с нами. И лирические, и эпические. Написанные от души и для души каждого читающего. Они не теряют своей популярности. Как и написанный в счастливый послевоенный день шуточный стих «Черноглазая казачка», ставший с музыкой Матвея Блантера песней. Искавший «в искусстве живую кровинку» нашёл её, и не одну. Отчий его дом в Симферополе с 2009 года - Дом-музей, где сохраняется его дух, всё дышит творчеством. Здесь много лет проводились Крымские научные чтения, в которых принимали участие филологи, историки, краеведы России, Украины, Канады, Соединённых Штатов Америки, изучающие творчество Ильи Сельвинского. Нет сомнения, что придёт время, когда встречи эти возобновятся, и к 15 уже изданным сборникам докладов добавятся новые, с интересными сведениями и размышлениями. А дом не пустует. В старых стенах обосновалась новая жизнь. Сюда приезжают, чтобы познакомиться с постоянной экспозицией и сменными выставками, дополняющими её новыми фотографиями, документами, книгами. Музейное пространство открыто для встреч учёных, писателей, студентов и школьников, для проведения художественных выставок. К 125-летию поэта открылись две новые сменные экспозиции: одна напоминает об истории создания музея, вторая рассказывает о постановке трагедии Сельвинского «Командарм-2», осуществлённой Всеволодом Мейерхольдом на сцене московского театра. Литературовед Корнелий Зелинский выбрал для своей статьи 1946 года о Сельвинском точное название: «За горизонт зовущий». О чём мечтал он, зовущий за горизонт, мы знаем из его стихов. И из сказанного как-то с лукавинкой: «Я слишком много написал, чтобы читатель всё это мог помнить. Но, с другой стороны, я написал слишком много, чтобы об этом можно было забыть». В этом «много» каждый найдёт созвучное своим мыслям и чувствам. И приблизится к горизонту поэта заявившего, как всегда громогласно: «Стих для нас - головня! Хоть коршуном печень мою расклюйте,/Не отрекусь от огня./ Слово для нас - это искра солнца». Людмила ОБУХОВСКАЯ, член Союза писателей Рос сии.